Чтобы не смущать голодного, я повернулся к Божену.

— Ну? Что случилось-то?

Божен посмотрел на меня, потом на Сытина.

— Нечисть с церковью враждует. Отцу Пафнутию капище сожгли. Сам еле спасся.

Я вспомнил обугленный обрубок идола, который прибило течением к берегу Волхова.

Дела, бля!

— Ну, чего ты начинаешь-то? — примирительно сказал я Божену. — Нечисть враждует с церковью! Одно капище — ещё не вся церковь. А пара поджигателей — не вся нечисть. Разберёмся спокойно. Невиновных — накажем, непричастных — наградим, как положено.

Отец Пафнутий не выдержал и фыркнул в миску со щами. Лицо его расслабилось, и я увидел, что мужичок он умный, и с чувством юмора у него всё в порядке.

Может, за это и в глаз получил?

— Твоё начальство в курсе? — спросил я Божена.

Не хватало мне ещё разборок с церковной верхушкой.

— Пока нет, — ответил Божен. — Отец Пафнутий, как до Старгорода добрался — первым делом ко мне заглянул. И слава богам! Если дело до верховного волхва дойдёт — быть беде!

— Может, и так, — пожал я плечами, — а может — и нет. А почему отец Пафнутий к тебе пошёл, а не начальству жаловаться?

— Так он мой ставленник, — сказал Божен. — я его в священники рекомендовал. И в Чистые Мхи его тоже по моей просьбе отправили Мы родом из одной деревни.

— Ясно, — улыбнулся я. — Значит, протекция и коррупция, как везде. Удобно.

— Немой! — возмутился Божен. Умолк, оглянувшись на Пафнутия, и поправился:

— Княже!

— Немой, Немой, — кивнул я. — Ты, Божен, с этим «княжем» задолбал меня уже!

Пафнутий доел щи и облизал ложку.

— Ну, рассказывай, отче — что там за раздоры у тебя с нечистью? Давно начались? — сказал я ему.

Пафнутий, собираясь с мыслями, машинально потрогал рукой синяк и поморщился.

— Вообще-то я с нечистью всегда стараюсь ладить, — неторопливым тенорком заговорил он. — Бывало, домовой наозорничает, или банник. Хозяева ко мне бегут жаловаться. А я что? Приду, поговорю с нечистым. Бывает, он не прав. А бывает — и хозяева. Так я и хозяев вразумлял. Чистый там, или нечистый — я считаю, надо в мире жить. По-соседски.

Голос Пафнутия журчал по-домашнему уютно. Я поневоле закивал в такт его словам.

— А на Ярилин день пропала у нас в деревне девка, Настасья. Невеста Севки Рыжего. Севка прибежал — на нём лица нет. Они с Настасьей договорились вместе через костёр прыгать. Севка припоздал чуть-чуть — лапти у него расплелись, как на грех. Пришёл и видит, как Настасья с другим парнем за руку держится. Это как?

Пафнутий опять потрогал синяк и снова поморщился.

— Сильно болит? — спросил я.

— Ничего, уже меньше, — ответил Пафнутий. И продолжил:

— Так вот, Севка к ним хотел подойти. А они разбежались и через костёр — прыг! И пропали!

— В смысле — пропали? — спросил я. — Убежали?

— Нет, — покачал головой Пафнутий. — Пропали, словно не было их. Молодёжи вокруг много было. Все это видели.

— В народе есть поверье, — вмешался Божен. — Если леший прикинется парнем, обманет девку и прыгнет с ней через костёр — то она пропадёт, словно её и не было.

— И что, правда это? — заинтересовался я.

— Выходит, так, — вздохнул Пафнутий.

— Искали эту Настасью? — спросил я.

— Всей деревней искали, — кивнул Пафнутий. — Отец её Игнат вместе с Севкой пошли в самую глухую чащу. Вдруг, откуда ни возьмись — на них волки вышли. Целая стая, зверей десять, не меньше! Это летом-то!

— Сожрали? — спросил Сытин.

— Нет, — ответил Пафнутий. — Окружили и повели к опушке. Почти до самой деревни довели, и только потом ушли. Тут-то мы и поняли, что Настасью искать уж бесполезно.

— А вы что? — посмотрел я на священника.

Пафнутий пожал плечами.

— А что мы? Погоревали, да и всё. Только Севка всё ходил по деревне, мрачнее тучи. Пил, ругался. Лешему грозил. Со всем парень от горя с ума сошёл. А потом наши бабы пошли в лес за грибами. И увидели Настасью. Давай кричать ей, звать. А она как побежит! Видно, околдовал её леший вконец. А может, и не Настасья это уже была, а душа её.

Рука Пафнутия привычно коснулась груди, на которой почему-то не было креста. Священник моргнул и растерянно взглянул на свою ладонь.

— Отец Настасьи, как услышал от баб, что они его дочку видели — так сразу ко мне. Проси, говорит, Пафнутий, богов, чтобы вернули мне дочку!

— А ты что?

— Я и пошёл в капище, богов просить. Зашёл и увидел, как леший идолы топором рубит. Я к нему бросился, а он повернулся и по лицу меня кулачищем! Я упал. Леший наклонился ко мне — морда жуткая, вся шерстью заросла! И говорит: «Капище твоё сожгу и тебя вместе с ним»! Потом дым повалил, всё загорелось. Я насилу выбрался — и в Старгород!

Пафнутий замолчал и нерешительно взглянул на меня.

Я хмуро поглядел на Сытина.

— Херня какая-то!

— Полная херня! — весело ответил Сытин. Затем повернулся к растерявшемуся от наших слов Пафнутию.

— Вспомни точно и подробно. Ты зашёл в капище. Дальше что было?

— Леший идолы топором рубил, — ответил Пафнутий.

— А почему ты решил, что это леший?

— Так он мохнатый весь, ухал по-звериному! Да и кто ещё будет идолы рубить, кроме нечисти?

— Да уж больше некому, это ясно! Дальше!

— Я к нему подбежал, закричал. Он бросил топор, повернулся и ударил меня.

— Бросил топор и ударил кулаком? А потом пригрозил убить и сжечь?

— Ну да.

Пафнутий совсем растерялся.

— Понимаешь, Немой? — прищурился Сытин. — Божен, ты правильно сделал, что к нам его привёл.

Сытин поднялся из-за стола и прошёлся по комнате.

— Когда это случилось?

— Сегодня ночью, — ответил Пафнутий. — Я с обозом до Старгорода добрался.

— Ясно! — Сытин пристукнул ладонью по столу. — Ну, что, Немой? Сможешь на полдня Старгород бросить? Смотаемся в Чистые Мхи — верхом тут быстро. Надо девкиного отца расспросить. И этого, как его... Севку!

Бля! Здесь литовский посол воду мутит, там лешие капища жгут! А мне — хоть разорвись!

Ну, и куда податься? К умным, или к красивым?

— Так не нужно вам в Чистые Мхи ездить, — сказал Пафнутий. — Здесь они.

— Кто? — не понял Сытин.

— Севка и Настасьин отец, Сидор. Они обоз и привели.

— Ага! — просиял Сытин. — Где они остановились?

— Так за торговой площадью, на постоялом дворе. Там все останавливаются, кто в город торговать ездит.

— А когда они назад собирались? — спросил Сытин.

— Как всё продадут, так и поедут, — ответил Пафнутий. — Дня через три, не раньше.

— Ясно, — кивнул Сытин. — Ну, значит, время у нас есть. Ты сам-то где остановился?

— Пафнутий у меня поживёт, — вмешался Божен. — Только вот что, Василий Михалыч! С этим делом тянуть нельзя. Отец Пафнутий обязан доложить о происшедшем.

Сытин повернулся ко мне.

— Слушай, Немой! А прикажи-ка дружинникам взять этих молодцов. Пусть ночку в темнице посидят. А утром мы их допросим.

Я с сомнением посмотрел на Сытина.

— Давай-давай! — кивнул он. — Если они ни при чём — так на постоялом дворе сэкономят. А если замешаны — пусть посидят, подумают.

Я вытащил из кармана зеркальце.

— Прошка! Не спишь? Найди Джанибека и Сашку с Мишкой! И рысью к дому Сытина! Дело есть!

— А нам что делать? — настойчиво спросил Божен.

— А вы подождите пока, — ответил Сытин. — Отец Пафнутий, сходишь с дружинниками. Посмотри, чтобы они тех самых взяли.

— Нехорошо священнику арестовывать людей, — мягко ответил Пафнутий.

Сытин опёрся руками о стол и наклонился к нему.

— Ты за помощью пришёл? Так помоги нам не ошибиться.

— Я к вам не приходил, — тихо, но твёрдо отозвался священник. — Меня попросил Божен, и я доверился ему. Но, видимо, ошибся. Вы вместо того, чтобы нечисть унять, людей хватаете. Это не по-божески.

Он тоже поднялся из-за стола и повернулся ко мне.

— Спасибо за хлеб-соль, княже! Я сейчас же иду к старшему волхву.

Сытин крепко сжал губы.